Археологи. Рассказ десятый
Feb. 23rd, 2013 06:57 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
dubna_petrovСтать хуже несложно
Наверное, это был объективный и неизбежный процесс. У нас была такая удивительно светлая, я бы даже сказал – целомудренная, школьная археологическая юность, что когда-то она неизбежно должна была закончиться. Взрослые соблазны, грехи и страсти всё более настойчиво стучались в сердце. Защита оказалась взломана изнутри, окончив школу, очень хотелось поскорее утвердиться в статусе взрослого и самостоятельного человека.
Сначала пришел промежуточный социальный статус – летом 1992 года я был уже не школьник, но еще и не студент, и от того чувствовал себя в несколько подвешенном положении. Но к первому августу списки на зачисление в университет уже были вывешены, и моя фамилия там была, и я знал твердо, что теперь я – студент. Первое, что я сделал по этому замечательному поводу – это закурил более-менее систематически, при том, что в течение лета уж несколько раз покуривал.
«Зачем?» – спросите вы, а я отвечу: «А как же!». Ведь все, совершенно все мои кумиры юных лет, все наши замечательные сахемы, археологи и руководители школьных археологических кружков, – все они поголовно курили (все сахемы мужского пола, естественно, девушки и женщины курили лишь отчасти; и, конечно же, все сахемы мужского пола кроме Салавата Баязитова. Я до сих пор твердо верю, что именно Салават является живым воплощением всех основных добродетелей, – и он, конечно же, не курил). При этом школьников за попытки курения весьма сурово наказывали и могли даже выгнать из экспедиции. Школьником я и не курил, хорошо понимая, что мне это пока не по статусу, и не имея никакого желания тайком нарушать это статусное установление.
Но теперь я закончил школу, поступил в университет, стал студентом, стал одним из сахемов – пусть пока и из самых младших сахемов. И в моем кармане немедленно завелась пачка сигарет.
В середине августа из Челябинска на Каменный Амбар выехала смешанная группа сахемов и вчерашних школьников – помочь небольшому отряду, оставшемуся там после завершения основного сезона выбирать многочисленные могильные ямы синташтинской культуры на большом кургане.
Когда мы выгрузились из поезда на небольшой станции Елизаветпольской и остановились ненадолго в рассветной степи перед началом пешего марша к Каменному Амбару, наши сахемы естественно, закурили. Я тоже вытащил сигареты. К моему немалому удивлению, то же самое сделали мои друзья – Витя и Марик. Как-то так получилось, что мы с ними одновременно начали курить. Впрочем, Марик не втянулся всерьез в эту привычку и вскорости бросил. Мое же начало было омрачено достаточно идиотскими последствиями. В первый же день на раскопе я умудрился выкурить не меньше пачки сигарет, чего раньше никогда не делал. А это был не простой день, настало 15 августа – день археолога, главный археологический праздник, и вечером по этому поводу в лагере было замечательное торжество с хорошими песнями, душевными тостами, заранее заготовленными деликатесам и изрядным количеством как полезных, так и вредных для здоровья напитков. Однако к вечеру меня свалила жестокая болезнь, от которой я мог только лежать в палатке да периодически бегать из нее в экспедиционный туалет. Несомненно, это было отравление никотином – непривычный к таким дозам этого вещества организм не выдержал и взбунтовался. Было очень грустно и обидно. Впрочем, от следования данной совсем не полезной привычке меня этот случай, к сожалению, не отучил, и бросать курить я начал уже только после достижения тридцати лет.
Следующим этапом надо было попасть в плохую компанию – и я в нее успешно попал. Моя родная, прекрасная и замечательная пединститутская экспедиция, работала при крошечной археологической лаборатории, в которой совершенно не было свободных ставок. В университетской лаборатории ставки были, но между этими двумя научными коллективами, точнее, между их руководителями, существовали давние отношения антагонизма. Идти на работу в университетскую лабораторию – автоматически означало поссориться с руководством пединститутской лаборатории, а делать этого очень не хотелось. И тут как раз появился третий вариант – меня позвали на работу в одну археологическую организацию, которая не находилась в отношениях антагонизма с пединститутской экспедицией, и я стал работать там лаборантом.
На своем первом месте работы я оказался самым молодым сотрудником. Очень быстро выяснилось, что в функции самого молодого сотрудника входит не только археологическая работа, но и выполнение функций «гонца». Вскоре я уже твердо знал, что в мою сумку влезает ровно 22 бутылки пива, и ни на одну больше; что лампочка, горящая днем над пивным киоском означает, что пиво в продаже есть; что рыбу к пиву лучше всего брать в небольшом магазинчике рядом с рестораном «Цыпленок табака»; кроме того, общительные шофера экспедиционных машин просветили меня, рассказав, кто такие мандавошки, – предшествующие годы жизни я как-то умудрялся избегать этого высокоценного знания.
В общем, на новом рабочем месте я как-то довольно живо приобщился к некоторым дурным привычкам и греховным склонностям, и эта приобщенность впоследствии неоднократно сыграла весьма отрицательную роль в моей жизни. Я далек от того, чтобы винить в этом своих старших товарищей – я уже был совершеннолетним и отвечал за себя сам, а они жили и работали так, как умели и как у них получалось, – впоследствии, кстати, все они преодолели ту склонность к несколько беспорядочному образу жизни, которая была у них в молодые годы, и стали людьми с очень позитивным образом жизни; а прекрасными специалистами они были уже в те времена, и работа с ними дала мне очень много в профессиональном плане. Во всех своих грехах в этой жизни виноват только я сам, – такое понимание, во всяком случае, оставляет надежду на их преодоление и собственное исправление, поскольку если что-то является результатом твоих действий – то ты и можешь это исправить.
Как-то в воскресенье я сидел на своем новом рабочем месте, клеил разбитый в древности керамический сосуд, принадлежавший средневековым кочевникам, и, параллельно, выполнял функции сторожа. В это время на работу пришел мой товарищ Денис, такой же лаборант и тоже студент исторического факультета Челябинского университета. Он пребывал в состоянии гнева и печали, поскольку только что умудрился «завалить» пересдачу «Истории древнего Востока» нежно любимому многими студентами преподавателю, Юрию Ароновичу Окуню. Денис с размаху сел на стул, вытащил лист бумаги и стремительными штрихами нарисовал на ней канонический портрет: изображение вполоборота рыбы с человеческим лицом, оснащенной характерными усами, большой бородой и очками в тяжелой оправе. «Ракетница здесь?», – отрывисто спросил меня Денис. Я молча выдвинул ящик стола. Денис вытащил ракетницу и упаковку патронов, зарядил ее и, прихватив со стола лист бумаги с аллегорическим изображением профессора Окуня и моток лейкопластыря, направился во двор. Заинтригованный поступками товарища, я вышел следом.
Денис наклеил лист с бородатой рыбой на старую кирпичную стену, окружавшую обширный двор нашей конторы, встал напротив нее, в трех или четырех шагах и, прежде, чем я успел что-нибудь сказать, выстрелил. Ракета мгновенно врезалась в закрепленный лейкопластырем лист бумаги, порвала его, отрикошетила от стены и, промчавшись над самым плечом Дениса, улетела куда-то за забор, находившийся за его спиной.
Только мы с ним успели облегченно выдохнуть, что все обошлось, и закурить по сигарете, как над стеной, за которой пропала ракета, появились два недоумевающих мужика. «Эй, парни, – удивленно спросил один из них, – а что вы здесь делаете?». «Мы это…, – мы с Денисом оказались в некотором затруднении, – ничего. Курим. А что?». «Парни, вы бы поосторожнее. Тут это, кислородный склад», – сказал без слова мата один из мужиков, и они снова скрылись за забором.
Не раз в последующие годы, мысленно присев от очередного взрыва, который сотрясал мою жизнь, я думал: «Идиот, тебе же ясно сказали – там кислородный склад. Зачем ты это делал?».
Наверное, это был объективный и неизбежный процесс. У нас была такая удивительно светлая, я бы даже сказал – целомудренная, школьная археологическая юность, что когда-то она неизбежно должна была закончиться. Взрослые соблазны, грехи и страсти всё более настойчиво стучались в сердце. Защита оказалась взломана изнутри, окончив школу, очень хотелось поскорее утвердиться в статусе взрослого и самостоятельного человека.
Сначала пришел промежуточный социальный статус – летом 1992 года я был уже не школьник, но еще и не студент, и от того чувствовал себя в несколько подвешенном положении. Но к первому августу списки на зачисление в университет уже были вывешены, и моя фамилия там была, и я знал твердо, что теперь я – студент. Первое, что я сделал по этому замечательному поводу – это закурил более-менее систематически, при том, что в течение лета уж несколько раз покуривал.
«Зачем?» – спросите вы, а я отвечу: «А как же!». Ведь все, совершенно все мои кумиры юных лет, все наши замечательные сахемы, археологи и руководители школьных археологических кружков, – все они поголовно курили (все сахемы мужского пола, естественно, девушки и женщины курили лишь отчасти; и, конечно же, все сахемы мужского пола кроме Салавата Баязитова. Я до сих пор твердо верю, что именно Салават является живым воплощением всех основных добродетелей, – и он, конечно же, не курил). При этом школьников за попытки курения весьма сурово наказывали и могли даже выгнать из экспедиции. Школьником я и не курил, хорошо понимая, что мне это пока не по статусу, и не имея никакого желания тайком нарушать это статусное установление.
Но теперь я закончил школу, поступил в университет, стал студентом, стал одним из сахемов – пусть пока и из самых младших сахемов. И в моем кармане немедленно завелась пачка сигарет.
В середине августа из Челябинска на Каменный Амбар выехала смешанная группа сахемов и вчерашних школьников – помочь небольшому отряду, оставшемуся там после завершения основного сезона выбирать многочисленные могильные ямы синташтинской культуры на большом кургане.
Когда мы выгрузились из поезда на небольшой станции Елизаветпольской и остановились ненадолго в рассветной степи перед началом пешего марша к Каменному Амбару, наши сахемы естественно, закурили. Я тоже вытащил сигареты. К моему немалому удивлению, то же самое сделали мои друзья – Витя и Марик. Как-то так получилось, что мы с ними одновременно начали курить. Впрочем, Марик не втянулся всерьез в эту привычку и вскорости бросил. Мое же начало было омрачено достаточно идиотскими последствиями. В первый же день на раскопе я умудрился выкурить не меньше пачки сигарет, чего раньше никогда не делал. А это был не простой день, настало 15 августа – день археолога, главный археологический праздник, и вечером по этому поводу в лагере было замечательное торжество с хорошими песнями, душевными тостами, заранее заготовленными деликатесам и изрядным количеством как полезных, так и вредных для здоровья напитков. Однако к вечеру меня свалила жестокая болезнь, от которой я мог только лежать в палатке да периодически бегать из нее в экспедиционный туалет. Несомненно, это было отравление никотином – непривычный к таким дозам этого вещества организм не выдержал и взбунтовался. Было очень грустно и обидно. Впрочем, от следования данной совсем не полезной привычке меня этот случай, к сожалению, не отучил, и бросать курить я начал уже только после достижения тридцати лет.
Следующим этапом надо было попасть в плохую компанию – и я в нее успешно попал. Моя родная, прекрасная и замечательная пединститутская экспедиция, работала при крошечной археологической лаборатории, в которой совершенно не было свободных ставок. В университетской лаборатории ставки были, но между этими двумя научными коллективами, точнее, между их руководителями, существовали давние отношения антагонизма. Идти на работу в университетскую лабораторию – автоматически означало поссориться с руководством пединститутской лаборатории, а делать этого очень не хотелось. И тут как раз появился третий вариант – меня позвали на работу в одну археологическую организацию, которая не находилась в отношениях антагонизма с пединститутской экспедицией, и я стал работать там лаборантом.
На своем первом месте работы я оказался самым молодым сотрудником. Очень быстро выяснилось, что в функции самого молодого сотрудника входит не только археологическая работа, но и выполнение функций «гонца». Вскоре я уже твердо знал, что в мою сумку влезает ровно 22 бутылки пива, и ни на одну больше; что лампочка, горящая днем над пивным киоском означает, что пиво в продаже есть; что рыбу к пиву лучше всего брать в небольшом магазинчике рядом с рестораном «Цыпленок табака»; кроме того, общительные шофера экспедиционных машин просветили меня, рассказав, кто такие мандавошки, – предшествующие годы жизни я как-то умудрялся избегать этого высокоценного знания.
В общем, на новом рабочем месте я как-то довольно живо приобщился к некоторым дурным привычкам и греховным склонностям, и эта приобщенность впоследствии неоднократно сыграла весьма отрицательную роль в моей жизни. Я далек от того, чтобы винить в этом своих старших товарищей – я уже был совершеннолетним и отвечал за себя сам, а они жили и работали так, как умели и как у них получалось, – впоследствии, кстати, все они преодолели ту склонность к несколько беспорядочному образу жизни, которая была у них в молодые годы, и стали людьми с очень позитивным образом жизни; а прекрасными специалистами они были уже в те времена, и работа с ними дала мне очень много в профессиональном плане. Во всех своих грехах в этой жизни виноват только я сам, – такое понимание, во всяком случае, оставляет надежду на их преодоление и собственное исправление, поскольку если что-то является результатом твоих действий – то ты и можешь это исправить.
Как-то в воскресенье я сидел на своем новом рабочем месте, клеил разбитый в древности керамический сосуд, принадлежавший средневековым кочевникам, и, параллельно, выполнял функции сторожа. В это время на работу пришел мой товарищ Денис, такой же лаборант и тоже студент исторического факультета Челябинского университета. Он пребывал в состоянии гнева и печали, поскольку только что умудрился «завалить» пересдачу «Истории древнего Востока» нежно любимому многими студентами преподавателю, Юрию Ароновичу Окуню. Денис с размаху сел на стул, вытащил лист бумаги и стремительными штрихами нарисовал на ней канонический портрет: изображение вполоборота рыбы с человеческим лицом, оснащенной характерными усами, большой бородой и очками в тяжелой оправе. «Ракетница здесь?», – отрывисто спросил меня Денис. Я молча выдвинул ящик стола. Денис вытащил ракетницу и упаковку патронов, зарядил ее и, прихватив со стола лист бумаги с аллегорическим изображением профессора Окуня и моток лейкопластыря, направился во двор. Заинтригованный поступками товарища, я вышел следом.
Денис наклеил лист с бородатой рыбой на старую кирпичную стену, окружавшую обширный двор нашей конторы, встал напротив нее, в трех или четырех шагах и, прежде, чем я успел что-нибудь сказать, выстрелил. Ракета мгновенно врезалась в закрепленный лейкопластырем лист бумаги, порвала его, отрикошетила от стены и, промчавшись над самым плечом Дениса, улетела куда-то за забор, находившийся за его спиной.
Только мы с ним успели облегченно выдохнуть, что все обошлось, и закурить по сигарете, как над стеной, за которой пропала ракета, появились два недоумевающих мужика. «Эй, парни, – удивленно спросил один из них, – а что вы здесь делаете?». «Мы это…, – мы с Денисом оказались в некотором затруднении, – ничего. Курим. А что?». «Парни, вы бы поосторожнее. Тут это, кислородный склад», – сказал без слова мата один из мужиков, и они снова скрылись за забором.
Не раз в последующие годы, мысленно присев от очередного взрыва, который сотрясал мою жизнь, я думал: «Идиот, тебе же ясно сказали – там кислородный склад. Зачем ты это делал?».
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2013-02-23 05:53 pm (UTC)no subject
Date: 2013-02-23 06:02 pm (UTC)Археологи: от Синташты до Дубны (1987-2012)
Date: 2013-03-30 02:32 am (UTC)